OCR, корректура: Михаил Вознесенский, e-mail:
mikv@sampo.ru
...В 1820 году, после лагеря, полк наш (Бутырский)
потребован в Москву, в караул. Квартиры временно были
нам показаны за Москвой, в Богородском уезде; там полк
простоял не долго и потребован в ноябре месяце в Москву.
Полку показаны квартиры в Хамовницких казармах. Караулы
полк занимал до февраля 1821 г.; тут последовало
распоряжение: отделить от полка второй баталион в резерв
и отправить в Новгород, в круг военнаго поселения. В
этот баталион и меня судьба забросила.
Никто понятия не имел о военном поселении. Нас
обманывали и льстили тем,
что всякому офицеру дадут по три лошади с фуражем
для объезда работ, а солдаты будут пахать и засевать
землю; но вышло противное. Не доходя до Новгорода, в
Бронницком яму, получено баталионным командиром
назначение на кирпичныя работы. Пройдя Новгород, в 9-ти
верстах есть деревушка Трубичино, около которой велено
строить бараки для баталиона, а с открытием весны делать
кирпич. Глина была там накопана, дрова в саженях стояли
для обжигания кирпича.
По вступлении баталиона в Новгород, был назначен смотр.
Отрядный командир Княжнин выехал к баталиону, посмотрел,
разругал баталионнаго командира и всехпрогнал с поля; притом генерал кричал долго, что
„это толпа свиней, а не солдат!"
С этим напутствием баталион пришел к назначенному месту
и приступил к постройке балаганов в марте месяце, 1821
г. Снег был глубок, земля глубоко промерзла; должны были
греть воду в котлах и лить в ямы для столбов. Лес был не
далеко. Одни рабочие назначались рубить лес и приносить
на место постройки балаганов, другие – копали ямы для
столбов. Офицеры все при рабочих дрожат от холода и
голода; купить что-нибудь для пищи в поселении ни за
какия деньги нельзя, было по строгому запрещению. Надо
было посылать в город за покупками, и у кого были деньги
те давали их на покупки артельщикам. Солдатам готовилась
кашица, хлебы пеклись в выкопанных под горой печах.
Костры горят, дров не жалели и около костров
согревались. -594- Балаганы кое-как построены плетневые,
но крыш еще не было. До открытия весны приказано с елей
кору снимать и этими лубьями крыть балаганы, а стены
обмазывать глиной. На подстилку солдатам в балаганы не
давалась солома. Деньщики для своих господ тайком, в
ночное время, у поселян покупали вязанки соломы. Офицеры
все молоды, кроме ротных командиров; ни у кого из них не
было теплой одежды, ночью покрыться не чем, – в чом кто
ходил днем, так и ложился.
Наступило теплое время; глина разстаяла, очистили места,
начали делать кирпич. Глина была очень жирна, никто
ничего не знал – давай делать; а когда начали кирпичи
высыхать – трескались в куски, и никто не знал, что
делать и чем помочь горю. Нет в баталионе ни одного
солдата, который бы знал кирпичное дело. Вскоре как-то
был назначен Аракчеевым смотр в Новгороде; граф проезжал
мимо нашего баталиона; доехал до передняго пикета и
остановился. Ему сделали на караул, пробили полный
поход. Он принял рапорт баталионнаго командира, взял его
под руку и повел на места, где делались кирпичи. Обошел
завод, увидел, что ни одного кирпича нет целаго,
разбранил баталионнаго командира, сказал, что пришлет
мастера, и поехал в Новгород.
Через неделю прибыл этот мастер – штабс-капитан, из
разночинцев, Дарченко. Увидел он глину и сказал, что в
эту глину надо добавлять половину песку. Песку вблизи не
было, надо было возить за четыре версты. Употребили
подъемных лошадей; пошло дело на лад. Кирпичи выходили
целы и хороши. Наделали 200 т., надо было обжигать, надо
было класть наружныя печи. Мастер показал и начали
нагружать по сту тысяч в печь. Нагрузили, щебнем
обложили и обмазали кругом. Начали обжигать, а как
начать обжигать—и сам мастер не знал; и с перваго разу
начали большим огнем жечь. Жгли что-то долго, нельзя
было уже обжигателям подступить к печам—подкладывать
дрова. Велено перестать жечь – пусть простывают печи.
Недели две ждали, пока простынут печи, чтоб разбирать,
нельзя было до печей приступиться. Отбросили кругом
щебень и еще неделю ждали, пока простынут печи, но печи
все не приступны к разборке. Начали сверху снимать и
ряда два сняли, а там далее невозможно было и одного
кирпича взять – вся масса слилась в одну груду; так и
бросили. Надо было рапортовать о случившемся, на это
последовал приказ: „что стоила выделка кирпича, по
задельной плате, взыскать -595- с баталионнаго командира
и офицеров, которые дежурили по работам."
Новое горе офицерам; и так не было чем жизнь
поддерживать, за большими вычетами из жалованья – за
экипировку, в офицерскую сумму, на медикаменты – вот еще
и за кирпич! Ропот и негодование на свою горькую
участь.... Все ждем сентября, все согласились подать в
отставку. Наконец дождались сентября, давай сочинять
просьбы и подавать по порядку установленному. Один
баталионный командир и адъютант не подали. Наши просьбы
были представлены, пролежали где-то три месяца и мы все
ожидали, что вот-вот последует развязка наша с постылою
службою. А между тем, как мы ожидали отставок, назначен
был смотр.
На смотр приехал Аракчеев; не долго он смотрел –
разругал всех за худое состояние баталиона и недоведение
пo фронтовой части солдата, за
что и объявил запрещение всем штаб- и обер-офицерам на
четыре года подавать в отставку и домовые отпуски. Все
наши просьбы были возвращены с выговором строгим
баталионному командиру – за это допущение, и на каждой
просьбе было надписано: „На четыре года запрещается
подавать таковыя".
Что было делать нам? Терпеть и терпетъ; пословица
говорит: "плеть обуха не перебьет". Наступила осень,
дожди, холод, наконец, морозы, – октябрь проходит. Тут
нагнали лесу в плотах; заставили выгружать на берег,
чтобы весной не унесло рекой. Солдаты изнурены, начали
валиться десятками и отсылались в новгородский
госпиталь. Офицеры также начали болеть, а тут надо
выполнить приказ и лес на берег выгрузить: и тогда
баталион будет отпущен на зимния квартиры, которыя уже
назначены были в Боровицком уезде, в селе Кончанском
(имение князяА.А. Суворова).
Наступил уже и ноябрь; морозы усилились, так что лед уже
был в четверть аршина; надо рубить лед и бревна
вытаскивать на берег. Огни на берегу горят, солдаты
греются и по очереди лезут в воду обрубать и завязывать
веревками бревна. Дежурные офицеры тут же у огня греются
и понуждают рабочих, чтобы скорее работали.
Наконец, к 20-му ноября 1821 г. окончили выгрузку; было
донесено о выполнении предписанной работы. Вскоре
последовало предписание выступить на зимния квартиры;
24-го ноября 1821 г. баталион распрощался с своим
девятимесячным бивуаком...” -596-
Главная