Волею судьбы мне пришлось чуть ли не весь 1919 год
провести в тесном общении с военнопленными русскими
офицерами, большинство которых попало в плен при гибели
2-й армии генерала Самсонова и при падении
Новогеоргиевска. Я был командирован представителем
Добровольческой армии в Берлине, генералом Потоцким, в
Междусоюзную комиссию о военнопленных, работавшую в
английской зоне оккупации. После расформирования этой
комиссии большинство из нас было направлено.в Англию, в
английскую офицерскую школу, в которой офицеры военного
времени проходили специальный курс, для перевода в кадры
мирного времени.
Во время службы в Международной комиссии, а затем,
помещаясь в одном бараке во время пребывания в школе, мы
хорошо познакомились между собой и, конечно, много
говорили и рассказывали о минувших годах. Для этих
военнопленных офицеров, я представлял особый интерес,
так как был интернирован в Германии только после падения
Гетмана и, следовательно, пережил в России главные этапы
революции. Они же описывали свою жизнь в плену и
взаимоотношения как с немцами, так и с пленными
офицерами союзных армий.
Один из рассказов, который я слышал от нескольких лиц,
меня поразил. Они рассказывали, что немецкие офицеры
караульных команд -29- восхищались ловкостью русских
разведчиков довоенного времени и, в особенности, одного,
произведшего перед самой войной своего рода
«инспекторский смотр» крепости Кенигсберг.
Немцы рассказывали, что однажды вечером в середине июня
комендант этой крепости получил оповещение из Берлина,
что Император Вильгельм II, в виду натянутого
международного положения, грозящего войной, счел нужным
проверить готовность крепости и для этого командирует
своего генерал-адъютанта. Комендант должен оказать этому
генералу полное содействие и сообщить все необходимые
для доклада сведения.
Действительно, на следующий день, с первым берлинским
скорым поездом прибывает в Кенигсберг ожидаемый генерал.
Почти целый день ему показывают укрепления и батареи
крепости. Некоторые вопросы особенно интересуют
приехавшего генерала, и он спрашивает подробных
объяснений. Некоторые копии документов он откладывает,
чтобы иллюстрировать свой доклад Кайзеру. После осмотра
генерал обедает в гарнизонном собрании и отбывает с
первым поездом в Берлин.
Приблизительно через час после его отъезда комендант,
донесший по начальству о состоявшемся осмотре, получает
из Берлина телеграмму : « Немедленно арестовать
инспектора, так как никакого генерала для осмотра
крепости не посылалось ». Но все поиски генерала
оказались тщетны.
Прошло два года после слышанного мною рассказа. В один
прекрасный летний вечер я прогуливался по Галлиполи с
одним знакомым ротмистром Пограничной Стражи. Ротмистр
вспоминал пограничную службу и особенно подчеркивал, что
на этой службе нужно быть особо находчивым, так как
часто попадаешь в такие стечения обстоятельств, которых
никакой устав предусмотреть не может. Чтобы пояснить это
утверждение, он рассказал случай, бывший с ним перед
самой первой мировой войной.
Однажды в середине июня 1914 года, около двух часов
ночи, дежурный унтер-офицер будит его и докладывает :
«Ваше Благородие, так что в караульное помещение явился
вольный и требует вас разбудить». Делать нечего,
пришлось одеваться и спускаться вниз, в караульное
помещение.
— При моем входе, — продолжал ротмистр, — некий штатский
встает со стула и говорит: «Господин поручик,
потрудитесь арестовать меня и, поставить
унтер-офицерский караул с приказом никого ко мне не
допускать. О моем аресте сообщите в Петербург по
следующему адресу... ». Все это было сказано таким тоном
что у меня не появилось никакого сомнения в том, что
все, что требовал незнакомец, нужно исполнить... На
следующее утро из Петербурга пришла ответная телеграмма
с приказом : «Арестованного вами человека под офицерским
караулом доставить в Петербург и сдать в Петропавловскую
крепость ».
— Конечно, — говорит ротмистр, — я повез его сам. От
Вержболова по железной дороге это было несколько часов,
а поверстный срок был около трех суток, что позволяло
мне провести у родных двое суток... В Вержболове для
моей команды прицепили отдельный вагон, и мы
благополучно прибыли в Питер.
Сдав арестованного в Петропавловскую крепость, я
отправил команду с вахмистром домой, на кордон, а сам на
два дня остался у родных. Под вечер второго дня
пребывания в Петербурге я иду по Невскому проспекту и
вижу, что навстречу мне идет подполковник Генерального
штаба, лицо которого мне кажется необыкновенно знакомым,
но я никак не могу припомнить, где я его видел. Когда мы
поравнялись и отдали честь друг другу, подполковник
подошел ко мне и говорит : « Поручик, узнаете ли меня?
Ведь это меня вы вчера привезли в Петербург. Если вы
свободны, я приглашаю вас пообедать в ресторане, и там
мы поговорим ».
И вот в ресторане «Контан», во время обеда он рассказал,
что был в Германии в секретной командировке и, кроме
сведений, достал ряд чрезвычайно важных документов.
Возвращаясь в Россию, он заметил, что за ним как будто
бы следят и, опасаясь немецкой контрразведки даже на
русской территории, нашел, что единственная возможность
без большого риска доставить в Генеральный штаб
собранные им сведения и документы, была — это
потребовать своего ареста.
Оба приведенные рассказа совпадают во времени, так что
возможно, что вместе они составляют одно целое. Но так
ли это — трудно сказать. -30-
Главная