Пестов А.Н. «Гебен»был на русских
минах 16 октября 1914 года
// Военная быль, 1973, №124. С.21-23
Я был произведен в подпоручики в 1-ую Севастопольскую
крепостную минную роту 6 августа (ст. ст.) 1913 г.
вместе с моим другом Виктором Аполитовым. Виктора
назначили знакомиться с устройством и постановкой мин, а
меня — заведующим делопроизводством по строевой части
(адъютантов тогда не было в крепостных ротах). С самого
начала 1-ой мировой войны я был назначен заведующим 2-ой
минной станцией (в Карантинной бухте).
Еще до объявления России войны (16-17 июля 1914 г.)
согласно мобилизационному плану Одесского военного
округа, началась постановка инженерных минных полей в
Черном море вокруг крепости-военного порта Севастополя.
Инженерные мины были соединены кабелями с батареями
минных станций на суше. Батареи были двух типов : 1)
мирного назначения (безопасные), при замыкании тока
которых, в случае если судно наткнется на мину,
раздавался
электрический звонок на минной станции с указанием
номера замкнутей мины. Но сила тока безопасной батареи
не была достаточна, чтобы взорвать запал и вслед за ним
мину. Если же надо было взорвать мину и повредить или
потопить неприятельский корабль, то по приказанию
командира минной роты (впоследствии минного батальона)
начальники минных станций (офицеры) включали в кабельную
сеть боевые батареи, которые имели достаточную силу
тока, чтобы взорвать запал и мину.
В Севастопольской крепости было четыре (4) такие
инженерные минные станции : 1) первая — в бухте,
ближайшей к самому городу, но в крепости, недалеко от
дома-квартиры, где жил жандармский подполковник П.К.
Полянский. Начальником этой станции был назначен
штабс-капитан Саккария; 2) вторая станция — в
Карантинной бухте, начальником которой с самого начала
войны был ваш покорный слуга, -21- подпоручик Алексей
Николаевич Пестов; 3) третья станция была в Камышевой
бухте, начальником которой был подпоручик Виктор
Иванович Аполитов и 4) четвертая — в Балаклавской бухте
начальником которой был назначен поручик Гусельников,
Керченской крепостной минной роты, прибывшей в
Севастополь во время мобилизации и подчиненной командиру
1-й Севастопольской крепостной минной роты подполковнику
Николаю Ксенофонтовичу Широгорскому. Ему же была
подчинена с самого начала войны и 2-ая минная рота.
В конце сентября 1914 г. командир снова взял меня в
помощь себе в канцелярию. Тишина в крепости мне не
нравилась и, хотя мы все время ожидали открытия военных
действий Турцией, я решил проситься отпустить меня на
фронт (на театр военных действий). Комендант крепости
ген.-лейтенант Ананьин не разрешил, тогда через неделю я
снова попросился на фронт и снова г.-л. Ананьин отказал
указывая на близкую возможность открытия военных
действий с Турцией. Я все же не успокоился и попросил
еще в третий раз. Тогда, г.-л. Ананьин рассердился и
велел посадить меня под домашний арест на одну неделю.
Пришлось успокоиться.
15-го' октября 1914 г. поздно вечером я отправился спать
на свою квартиру, которая находилась в 200 шагах от
канцелярии нашей минной роты. Ничто не предвещало
ужасных, событий предстоящего утра 16 октября (ст. ст.)
1914 г. Вдруг в 4 ч. 30 минут утра дежурный писарь
постучался ко мне на квартиру и принес телефонограмму,
записанную в дежурную книгу, с объявлением о начале
войны с Турцией. Я накинул пальто и побежал с книгой на
квартиру полк. Широгорского (50 шагов). На улице стоял
густой туман, он выглядел, как разлитое в воздухе
молоко. Я никогда еше в моей жизни не встречал такого
густого тумана. Добежав до квартиры командира, я
разбудил его и, прочитав телефонограмму, мы вдвоем
отправились в канцелярию. Там командир вызвал Начальника
Охраны рейдов в Севастополе капитана 1-го ранга Виктора
Захаровича Бурхановского и запросил нужно ли вводить
боевые батареи на минных станциях, но это было
запрещено, так как ожидалось возвращение из Ялты минного
заградителя «Прута». Разочарованные, мы с командиром
вышли из канцелярии, остановились на пороге и стали
смотреть на мере.
С моря показались огни, потом вспышки и стрельба с «Гебена»
по нашим крепостным батареям и по городу. Вскоре
командира вызвали к телефону и передали приказ адмирала
Эбергарда вооружить наши инженерные мины (т. е. на нашем
минном жаргоне : « ввести боевые батареи »). Приказ
адмирала Эбергарда был отдан в 6 ч. 23 м. у., но на
передачу этого приказа и его исполнение ушло 20 минут. В
результате, крепостное минное заграждение было приведено
в боевое положение уже после того, как «Гебен» вышел из
него. (Стр. 338, « Флот в первой мировой войне, том I.
Под ред. к-адм. Н. Б. Павловича. Воен. Издат. М.О. СССР
Москва, 1961; стр. 40, «Военная Быль» № 119 Ноябрь 1972
г. изд. Париж).
Уже после того, как « Гебен» ушел от Севастополя, пол.
Широгорский начал звонить на минные станции и
спрашивать, были ли звонки на станциях. К нашему ужасу и
разочарованию мы узнали, что на первой минной станции,
на мине № 12 был электрический звонок еще до того, как
батареи были заряжены (были на сильных боевых батареях).
Это означало, что какая-то сила наклонила эту мину, она
замкнулась и слабый ток прошел по этому кабелю на
станцию и раздался звонок на минной станции на мине №
12.
Полковник Широгорский доложил об этом Бурхановскому, а
тот адмиралу Эбергарду. Началось расследование. Были
назначены комиссии по флоту и по крепости. Из Петрограда
Инженерное ведомство прислало для расследования ген.-м.
Мгеброва. Я помню, что я много и поздно работал над этим
вопросом, чертя всякие графики. Морское начальство
чертило всякие траектории полета снарядов от наших
Севастопольских батарей по1 направлению к «Гебену»,
доказывая, что вес и сила наших снарядов могла ударить
мину в воде и наклонить ее и замкнуть ток, таким образом
произведя звонок на мине от первой минной станции.
Разрешение загадки мы получили много позже. В 1916 и в
1917 г. наш флот пополнился двумя линейными кораблями и
потребность в инженерных минах (управляемых с береговых
минных станций) перестала существовать. Мины начали
выбирать из моря. Тогда мы также вытянули мину № 12 с
первой минной станции. Осмотревши детально эту мину,
официально никто из начальников ничего не сделал. Я же
был отправлен на Румынский фронт в декабре 1916 г. в
район Сулина.
В 1917 году, по возвращении с фронта в Севастопольский
минный батальон я был назначен заведующим складами
взрывчатых веществ и мин. Как-то в середине лета 1917 г.
к нам в батальон прислали от Временного правительства
следователя по особо важным делам. Он приехал
расследовать дело об атаке «Гебена» на Севастополь 16
октября 1914 г. Следователь потребовал показать ему мину
№ 12. Мы ее осмотрели и составили протокол. Во всю длину
продолговатой части мины были ясно видны большие
царапины и соскребанные части металла корпуса мины.
Выглядело это так, что как будто каким-то твердым
металлическим -22- предметом что-то прошло по
поверхности мины, сильно ее поцарапало, поскребло и
наклонило ее. Когда мина наклонилась, то в мине
получился электрический контакт и послышался звонок на
минной станции. Царапины, соскребанные части мины и
толчок для наклона мины могли быть произведены лишь
рулем большого судна : — в данном случае крейсера «Гебена».
Наши мины были заряжены 5 пудами (200 фунтов)
тринитротолуола.
Протокол был подписан мной, поручиком Алексеем
Николаевичем Пестовым, и старшим унтер-офицером при
складах взрывчатых припасов и мин Вишняковым.
Следователь засвидетельствовал протокол и отвез
подлинник в Петроград. Командир батальона полковник
Широгорский подписать протокол отказался.
По немецким сведениям (архив войны на море в 1914 г.) «Гебен»
не был на минных полях, но по причине тумана-молока,
немцы легко могли ошибиться. Звонок же на 12-й мине на
1-й минной станции и царапины на мине доказывают
противное немецким источникам, т. е., что «Гебен» был на
Севастопольских инженерных минных полях и наткнулся на
нашу мину, но мина не взорвалась. -23-
Главная