ОТ РЕДАКЦИИ: Редакция "Военной Были" с особым
удовольствием помещает статью нашего нового сотрудника
Д. Л. Де-Витта, воспоминания о Сумском кадетском
корпусе, славном корпусе, кадеты которого только что
спасли свое знамя из-за ''железного занавеса" Сем. Л° 9
"Военной Вши").
Сумский Кадетский Корпус...... Как много говорят
эти слова, сколько дорогих воспоминаний юности, и тени
прошлого встают, как живые....
Наш Корпус был одни пз самых молодых в старой
Императорской России, успевший до революции дать всего
одиннадцать полных выпусков. Корпус был громадный, все
классы имели по два, а часто п по три параллельных
отделевпя. Светлые большие ротные залы, украшенные вдоль
стен жтгвымп пальмами в зеленых кадках. Десяткп
полотеров ежедневно по утрам натирали паркет,
затоптанный за день кадетскими ногами. По стенам висели
картины п гравюры из военной жизни п изречения великих
русских людей и полководцев. Нарядная, с колоннами,
столовая, свободно вмещающая одновременно все четыре
роты, где в Царские днп п в день корпусного праздника,
во время обеда, играл оркестр корпусной музыки или
трубачи 10-го драгунского Новгородского полка — нашпх
соседей. Громадная портретная белая зала, где зимой, в
плохую погоду, для парадов выстраивался во взводных
колонах весь бата-лпон корпуса со знаменем п проходил
церемониальным маршем. Рядом была гимнастическая зала, с
постоянной «ценой для спектаклей. Уютна и красива была
наша церковь, храня справа от алтаря,^ в чехле,
корпусную святыню — знамя. Образцово оборудованный
лазарет лаборатории, химический кабинет, -11- своя
электрическая станция, просторные офицерские флигеля,
чудный парк с купальней на реке — все это был наш
Корпус, где воспитывались мы, дети русского офицера,
готовясь посвятить себя службе Родппе, следуя примеру
наших отцов, а часто и дедов.
Сравнительно с другими Корпусами, мы были но-рядочнт
избалованы: одевали нас прекрасно, мундиры были трех
сроков, шинели двух: спали мы па мягких кроватях с
пружинными сетками. Всей этой роскошью и красотой
обстановки, Корпус, в большой степени, обязап был
круппому жертвователю, южному сахарозаводчику
Харитонепко, который безвозмездно предоставил Военному
Ведомству большой участок земли и крупный капитал на
постройку в Сумах Кадетского Корпуса.
Несмотря на весь этот комфорт, дисциплина была суровая,
п вся жизнь наша была распределена до мелочен. С малых
лет приучали нас к порядку и чистоте. По команде —
смирно — все замирало и за всякое нарушение следовало
наказание. Каждый раз, становясь в строп для молитвы или
строем идя в стлловую, взводные-каадеты, а то и дежурный
офицер, проходя вдлчь фронта, осматривали у каждого
сапога, медныя бляхп, пуговицы. — и не дай Бог, еслп все
это не было доведено до блеска: сыпались папяды. записи
в журнал и изгнание из строя. В младшей 4-ой роте,
командир ее, полковник князь Шаховской, часто сам
осматривал у своих кадет чистоту рук, ушей и шеп, и
жестоко наказывал нерях.
Жили мы чрезвычайно дружно и чувство товарищества
вкоренялось в нас глубоко; нп уныние, ни жалобы не
допускались в кадетской среде. Материальная сторона
жизви в Корпусе не существовала; возвращаясь из отпуска,
все деньги мы -сдавали воспитателю. Если же, кто их
утаивал и. в дальнейшем, это обнаруживалось, то деньги
конфисковались и, в • присутствии виновного,
офицером-воспитателем опускались в Церковную кружку. Мы
все чувствовали себя равными, принадлежа к одпой военной
семье. В 1-ой роте, мы много увлекались игрой на
биллиарде, спортом, гимнастикой, и все это создавало
бодрую, здоровую атмосферу, где для разгильдяйства не
было места; все старались быть подтянутыми, аккуратными
и тщательно отдавать честь. Занимались мы мпого и
зубрили не мало: требования были высокие и баллы
ставились скупо.
Много дал корпусу наш многолетний, последний директор,
памп всеми любимый и уважаемый, Генерал-лейтенант Андрей
Михайлович Саранчев. суровый п требовательный начальник,
и в то же время глубококультурпый и гуманпый человек. По
службе своей он был коренной офицер Л.-Гц. Павловского
полка, затем, окончив Академию Генерального Штаба, долго
служил в Кавказском Военном Округе, где командовал
доблестным Лпшеронскпм полком. Гепе-рал 'Саранчев
прекрасно разбирался в людях и сумел подобрать хороший
личный состав офицеров и преподавателей. По положению,
кадетам и Корпусе за-
прещалось курить. Директор наш сам был некурящий, и
курильщикам объявил войну. Поймают курильщика (даже 1-ой
роты) — сразу попадал в карцер, кр >ме того ему
сбавлялись два балла по поведению и автоматически
накладывался целый ряд ограппчепнй: без отпуска,
запрещение записи па сладости, и пр., п пр., и навсегда
уже исключалась возможность получить унтер-офпцерские,
не говоря о фельдфебельских, пашпвки. Кадеты-курилыцпки
как бы переводились в разряд — штрафованных, — п в
лучшем случае, при окончании Корпуса, могли иметь 9 по
поведепню.
После Рождественских каникул, мы возвращались из отпуска
6-го января вечером. Курильщики в 1-ой роте возвращались
5-го, то есть, уже накануне, и из нпх, вместе с
оставшимися в корпусе на каникулы кадетами, составлялся
сводный взвод или полурота, для присутствия со знаменем
па Крещенском параде и водосвятии.
Почти каждый раз, как ловили нового курильщика. Директор
появлялся перед выстроенной ротой, говорил грозную речь,
смысл которой всегда сводился к следующему: есть закон
запрещающий кадетам курить; раз вы теперь уже не
исполняете приказания, какой же вы будете потом офицер п
воспитатель солдат?..
Кроме всего, Директор наш был большой знаток русской
псторпп, зная наизусть все события, годп, царствования,
и проч., часто посещая классы во время уроков псторпп,
задавал кадету летучие вопросы по курсу. Однажды в G-ом
классе оп спросил меня год Куликовской битвы: я не знал.
Это был позор, который он не мог мне простпть. Если
случайно в общей толпе кадет ген. Саранчев замечал меня,
то па ходу непременно ядовито вопрошал: — До Витт, в
котором году была Куликовская битва? — В 13S0 году, Ваше
Превосходительство. -— Так помните это н не забывайте —
бросал он па ходу и быстро удалялся.
Лет десять спустя, пережив п революцию, и кру-шеппе
Белых Армий, мы случайно встретились в Париже, около
церкви. Встреча для обоих паю была неожиданная и
радостная. Ген. Саранчев заключил меня в свои объятия п
мы расцеловались. Потом он вдруг задумался, что-то
припоминая: — А помните ли вы еще, когда была
Куликовская битва? — Я назвал год. — Скажите, здорово я
вас допекал этим в Корпусе?.. Теперь я спокоен, — вы
запомнили это навсегда, — и мы оба раземялись....
Часто приходилось и приходится слышать отзывы, которые
были проншшуты оппозицией в армии и правящему классу. С
пеной у рта, они говорили о произволе, грубости,
пьянстве и всяких пороках, якобы царивших в закрытых
Военно-Учебных заведениях. Ничего подобного, конечно, не
было. Наши Российские корпуса и Училища были на-редкость
здоровы по духу и по морали, за этим зорко следило
начальство, да и icaiin товарищи.
Мне припоминаются два характерных случая. -12-
Один имел место в 4-ой роте, когда я копчал ужо корпус.
Один пз малышей украл какую-то мелочь у своего прпятеля,
был пойман на мосте, и конечно жестоко избит товарищами
но классу; но дело все же дошло до начальства, которое
решило, в назидание другим, круто расправиться ic
виновником. После обеда, в столовую вошел Директор;
команда — встать... смирно — нее замерло. Директор
вызывает из строя виноватого. В нескольких словах перед
всем корпусом генерал Саранчев обрпсовал поступок
провинившегося малыша-кадета и сказал: — Военная среда
не терпит воришек, пбо они позорят погоны, которые они
носят. Я вас должен выгнать вон, но этил я навесу
тяжелый удар вашим честным родителям. Я приказываю
срезать вам погоны, которые вы недостойны носить. — II
тут же каптенармус большими портняжными ножницами,
щелкнув два раза, оставил на бушлате только кусочки
белого сукна, вшитые в плечо погон. Это было самое
позорное наказание в наших корпусах. Кадет со срезанными
погонами в строй становиться не смел, п ходпл сзади
отдельно; ел за отдельным столом, сидел один на парте,
товарищи его сторонились, он был обесчещен. С нпм
запрещалось разговаривать и играть, и так выдерживали
виноватого три-четыре месяца, пока он не исправлялся.
Вот другой случай. Я был в 1-ой роте, в 6 классе. Мы
были на военной прогулке, — проделав верст 10-12 похода,
со скатками винтовками п пр. снаряжением, остановились
на прпвал, а затем стали заниматься сигнализацией
флажками по азбуке — Морзэ. — Один из взводов попал на
хутор, и мой товарищ по отделению, кавказец Д., где-то
раздобыл
водки, и сразу от непривычки опьянел и заснул иа сене.
Это было нскоре замечено офицером-воспитателем. Пьяного
Д. уложили на подводу, укрыли шинелями и отправили к
Корпус, где его поместили в лазарет проспаться. Мы его в
роте больше по видели... На следующее утро, Д. с одним
из корпусных барабанщиков (солдат), при надлежащей
бумаге, был отправлен к своим родителям во Владикавказ.
Двери корпуса были для пего закрыты.
Вот эти два прискорбных и единичных случая показывают,
как реагировало начальство и как резко пресекалось в
жизни Корпуса и:якое беззакоппе и распущенность. Кадеты
в своей массе были большие патриоты, политикой никто и
не интересовался. Газеты в 1-ой роте получали, но читали
мало, интересовались, главным образом, приложениями к
"Новому Времени", ':Ннвой", журналом "Разведчик". За
пребывание в Корпусе, мы перечитали, конечно, всех
русских классик.т. В вечерние часы иной раз устраивалось
в отделениях чтение вслух в присутствие воспитателя,
после чего происходил обмен мне-пий о прочитанном. Мы
были молоды, интересовались жизнью и шли с ней.
Прошло уже сорок лет, как я покинул стены родного
Корпуса, н сегодня с глубокой благодарностью вспомпнаю я
счастливые годы моей молодости, когда был Царь, и с Ним
могучая Россия, и мы, кадеты, жили чудной сказкой —
отдать все для верного служения Им.
Д. Де-Витт.
Париж, 1954 г.-13-
Главная